[right-behind-you]

я не хочу никуда идти, но нужно отрывать задницу от стула и дуть на японский. это сейчас, когда мне так хорошо пишется. поэтому пока вот всё что есть, а следующее обновление, наверное, завтра. думаю, что через пару-тройку дней закончу.
меня пока интересует:
1. как вам майк?
2. как вам атмосфера?

Название: "Bad day for a hero. Контрасты" [рабочее]
Автор: я
Фандом: Linkin Park
Пейринг: Майк Шинода/Честер Беннингтон
Рейтинг: PG-13/R [будет дальше]

I’m strong on the surface
Not all the way through
I’ve never been perfect
But neither have you

-Как это, вы не можете выставлять мои новые картины? Что за бред?
Длинные смуглые пальцы резко остановили свой безумный танец по поверхности стола. Несколько листов бумаги слетело на пол, и затрещал ломающийся напополам карандаш. На несколько мгновений в комнате стало неестественно тихо.
-Я не понимаю, сэр. Что значит: противоречит? Кому противоречит? – Майк мучительно сглотнул и медленно сжал в ладони обломки карандаша. – Неужели вы готовы отказать мне, молодому перспективному художнику, из-за того, что кто-то может не то подумать? – последняя вялая попытка завладеть ситуацией. Он немного склонил голову набок, и в глазах на долю секунды отразилось истекающее кровью небо за окном напротив. Хотелось холодной колы и превратиться в маленькую чёрную точку.
-Мне очень жаль, мистер Шинода, но это моё последнее слово, - проскрипел голос в трубке.
Негодование и возмущение. Правда, тщательно пережеванные и проглоченные. Честер всегда говорил, что Майк не умеет злиться.
-Извините. Всего хорошего, - его даже не хватило на нормальное прощание. Слишком много таких прощаний у него уже сегодня было. Шум проезжей части за окном утомлял.
Майк соскользнул со стула на пол. Стены комнаты почти алые от заката. И где-то жужжит муха. А может, просто слишком устал сегодня.
Пятый отказ за день. Майк закрыл глаза и медленно помассировал виски кончиками пальцев. Пятый и те же самые отговорки. Слишком аполитично. Слишком о наболевшем. Он взял в руки один из листов, валявшихся на полу: наброски, которые делал, пока говорил по телефону. Отдельные записанные фразы. Наброски. Корявая надпись «Слишком аполитично» и сразу целых три восклицательных знака, и жирно подчёркнута несколько раз. Скомканный лист, описав красивую дугу, мягко приземлился на подоконник. Даже в Америке, с её свободой слова. Майк спрятал лицо в ладонях и грустно им улыбнулся. Невыносимо.
За окном кипит жизнь, а слишком аполитичный Майк Шинода слишком устал, чтобы что-то кому-то опять доказывать. Всё как-то слишком непросто. Слишком. А Майк Шинода чувствует, что щипят глаза, но это конечно от того, что он уже очень долго не снимал линзы. Никакая не тоска, подбирающаяся к груди. Никакой не маленький чёрный пушистый котёнок, нацеливший свои остренькие коготки на сердце. Он просто забыл снять чёртовы линзы. Честер бы сейчас посмеялся и посоветовал сделать лазерную коррекцию. Но Честера здесь нет. Солнце совсем село, последние кровавые полосы сошли с неба, которое теперь было тёмно-синим. Из окна потянуло вечерней прохладой. Есть только Майк Шинода, тихонько разговаривающий с самим собой и постукивающий нервными – с каких пор? – длинными пальцами по гладкой поверхности нагретого за день пола.

Мягкие волосы, пахнущие полевыми цветами. Они разметались по всей подушке, и это вызывало невольную улыбку. На тумбочке с её стороны – контейнер с линзами, большая чёрная чашка, а на донышке немного белого, наверное, молоко; ноутбук и какие-то блокноты в ярких обложках. Красивые простыни – они выбирали их вместе. Майк осторожно скользнул под одеяло и, замерев на секунду, прикоснулся губами к маленькому изящному плечу со сбившейся брителькой. Анна.
Их спальня уже наполнялась первыми лучами солнца, как бассейн после перерыва в несколько дней наконец-то наполняется водой. Но Анна и не думала просыпаться. Она крепко спала, подложив руки под голову, совсем как маленькая девочка.
-Моя девочка, - выдохнул Майк у самого её уха и ткнулся носом в разбросанные по подушке волосы цвета горного мёда.
Анна что-то тихо пробурчала в ответ и дёрнула плечиком. Но не проснулась. В распахнутые окна спальни беспрепятственно проникал свежий утренний воздух. Бабочка – «Откуда она здесь?» - уже проваливаясь в сон, подумал Майк – с просвечивающими нежно-голубыми крыльями бессовестно уселась на его небритой щеке. Он не спал всю ночь, пытаясь добить несчастный текст для очередной песни своего сольного проекта. Но строчки, тяжелые, грузные, как-будто после сытного обеда, ему не нравились. Дешево. Целая ночь на банке колы, в очках с устаревшей оправой – от линз уже болели глаза. Он упрямо заполнял пустые листы всё новыми и новыми стихами, а потом комкал их и играл в импровизированный баскетбол с мусорной корзиной. Майк слегка дёрнулся и бабочка, испугавшись, вылетела в раскрытое окно.
Сон медленно затягивал Майка, и в какой-то момент он понял, что не сможет открыть глаза даже если вдруг начнётся ядерная война. Город просыпался, а Майк Шинода засыпал, надеясь, что дальше будет только лучше. Он вообще привык всегда верить в лучшее. Гул в голове постепенно затихал, а память, вращаясь, летела куда-то далеко, в прошлое. В тот самый день, в тот самый старый кошмар. Пустой взгляд, смятые простыни в пятнах. И окурки, разбросанные по подоконнику. За окном - старый, запущенный сад после грозы. Воздух, наполненный озоном.
-Не надо было, Майк, - тихий хриплый голос и робкий взгляд из-под опущенных ресниц. Дым, дым, дым. И он сам, держащий руки под напором горячей воды, чтобы согреться.
-Знаю, - босиком на крыльцо, обнаженный по пояс. И холодно, холодно, боже, как холодно.
Хотелось проснуться, но сон не отпускал. Ещё немного, и он проснулся бы от собственного крика. Но его разбудил поцелуй Анны.



-Оу, мистер Шинода, - радостный голос, немного пафосно растягивающий слова – его манера. Майк на секунду улыбнулся, увидев Честера, вылезающего из машины, всего такого модного и ослепительного. Крепкие дружеские объятия – они не виделись вечность. Куча дружеского бреда – от стоянки до бара. И плевать, что сейчас только три часа дня, а все нормальные люди работают. Эти двое могли увидеться в любое время. И надраться – тоже.
Внутри маленького бара-подвальчика стоял приятный полумрак. Японские фонарики из тонкой красной и оранжевой бумаги над стойкой мягко оттеняли её гладкую чёрную поверхность. Играло что-то ненавязчивое, кажется, подборка лучших джазовых вещей для пианино.
-«Мэри». Двойная, - хитрый взгляд чуть прищуренных глаз. Майк опустился на высокий одноногий табурет рядом с Честером и с улыбкой кивнул, одобряя заказ.
Они любили это местечко. И раньше довольно часто здесь бывали не только вдвоем, но и всей группой. Смешение культур, уютная обстановка, нормальная публика.
Честер щёлкнул зажигалкой. По правде говоря, он сам не знал, зачем вытащил Майка в бар, да ещё в такую рань. Дело даже было не в том, что ни не виделись – Майк работал над сольником, у Честера были проблемы в личной жизни - уже очень долгое время. Просто Чес почувствовал, что что-то не так. Ещё и этот сон сегодня ночью: сад после дождя, а он курит одну за другой на подоконнике. Дурной знак. Честер поежился, потому что ему почудилось, что в тёплом уютном баре вдруг запахло как после дождя, и откуда-то донёсся звук льющейся воды.
-Честер? – Майк провел по его руке. Удивленный взгляд. – Всё в порядке?
Мягко щелкнул сиди-ченджер, и джазовые пианисты сменились джазовыми саксофонистами. Бармен общался с какой-то симпотичной девушкой в конце стойки, а больше в баре никого не было.
-Да, конечно, - Честер с трудом выдавил из себя улыбку, отгоняя навязчивые воспоминания. Столько лет прошло с тех пор, пора бы уже об этом не думать. – Как дела, Шинода? Я уже начал забывать, как ты выглядишь.
Майк пожал плечами. Он явно тянул с ответом. Слишком не хотелось делиться сплошными провалами и неудачами, которые в последнее время только и делали, что сыпались на его несчастную голову.
-Потихоньку, - был тщательно обдуманный ответ.
Честер удивленно вскинул бровь, но промолчал. Разговор явно не вязался. Он вообще не узнавал Майка - всего какого-то сжавшегося, понурого, без привычной ослепительной улыбки. И потухшие глаза, куда делся весь тот блеск, которым он всегда делился не только с Честером, но и со всем остальным миром заодно? Тонкие смуглые пальцы нервно мяли Честерову пачку сигарет. Он даже не снял кепку, так и сидел, постоянно надвигая козырёк на глаза. Думает спрятать таким образом пустоту внутри?
-Майк? - полувопросительно. Что угодно, только бы увидеть хоть какую-нибудь реакцию. И он увидел... медленно вскинутые глаза, тут же почему-то снова опущенные.
-Лучше ты, Чес. Лучше ты рассказывай, - горько. Честер даже поморщился. Но другого выхода не было, и он говорил. Говорил столько, что переодически пересыхало в горле.
-Повторить! - это всё, что мог сказать Майк. Повторить "Мэри". И ещё. И ещё.
Пианисты ещё долго сменяли саксофонистов и наоборот. Девушка ушла, и в баре не осталось никого, кроме них. Голос Честера всё ещё звучал. Вечно прищуренные глаза цвета крепкого кофе. И дым, дым, дым - после таких посиделок Майк всегда возвращался домой прокуренным насквозь, и Анна многозначительно вздыхала "Опять этот Честер Беннингтон". И почему-то не было в этот день в баре других посетителей. А Майк молчал о чём-то, и Чес боялся этого молчания. Заполнить паузу - только бы эта пауза не разрослась до размеров пропасти между ними. Чем угодно - дымом, шутками, рассказами о семейных проблемах, о музыке, о прошлом. Только бы этому человеку, сидящему напротив, снова стало тепло и уютно. И увидеть его лучезарную улыбку, без которой он выглядел так, что хотелось плакать и рассылать объявления во все газеты "Пропала улыбка". Пропала. И как-то особенно тоскливо было в тот день, плавно перешедший в вечер. Казалось, если выйти из бара, то попадёшь в старый заброшенный сад. И зелень омытых дождём листьев будет шептать, рассказывать истории старые, как мир. И в сад врывался джаз, тоже старый как мир.. И терзал, терзал без того раскуроченную душу. Честер даже не заметил, как этот день стал началом кошмара. Не уследил, сколько не всматривался внимательно в друга, сколько не брал его за руку и не трепал по плечу. Казалось, пронесёт. Не уследил, ведь кошмары всегда начинаются с чего-то незначительного. И, к слову, мучили кошмары чаще всего Честера, но никак не Майка.


Он провел ночь на студии. В жутко неудобной позе, скрючившись словно эмбрион. Этот диван был явно не для того, чтобы на нём спать. Майк горько усмехнулся, вспомнив огромный диван в студии Linkin Park, где они вдвоем с Честером совершенно спокойно ночевали в то Рождество. Чес злой как чёрт – в пух и прах разругался с Самантой. И спокойный улыбчивый Майк рядом. Майк, которому пришлось пожертвовать своим личным рождественским вечером ради Честера. Зато были три коробки «Маргариты», одна бутылка «Текилы» на двоих и один же на двоих плед. А утром удивленные лица Роба и Феникса – они приехали что-то забрать. Так они написали очередную песню для “Метеоры”.
Майк с сопением подтянулся и бросил быстрый взгляд в сторону часов. Расплывчатые зелёные фигурки на чёрном циферблате. Он потянулся к очкам, и тут же полетел вниз стакан: осколки завертелись на полу, затанцевали. И какая-то прозрачная жидкость. Водка – кажется, вчера он позволил себе устроить продолжение вечера. Слишком тоскливо было, а после встречи с Честером эта тоска почему-то разрослась до вразмеров Вселенной.
Зелёные фигурки превратились в цифры и возвестили его о том, что сейчас - 4 утра. Он попытался вспомнить день. Суббота - а значит, уже 6 дней он не пишет ничего для сольного альбома. Целая вечность для такого человека, как Майк Шинода. Сроки поджимали, парни из Styles of Beyond целыми днями пытались прозвониться к нему. Но Майк не хотел ни с кем говорить. Ему было стыдно признаться в том, что ничего нового до сих пор не написано.
Солнце только-только начало вставать над сонным городом. Майк крепко сжимал руль - глаза закрывались, ведь он уже несколько дней не спал нормально. Он пытался строить планы, бодрился из последних сил. Но все усилия разбивались о какую-то невидимую, но вполне ощутимую стену. Узкие улочки бедных районов Лос-Анджелеса такие пустынные, такие маленькие. И большие серые стены - хотелось выйти из машины, достать баллончики и рисовать. Майк нахмурился, вспомнив, как весело его недавно отшили во всех галереях. Когда же это началось? Когда получилось так, что его жизнь, такая успешная и ровная, превратилась в нечто непотребное?