по идее должно быть 4 части. по временам года, начиная с лета. пока готова только собственно первая часть. много жести, секса, ненормативной лексики и всяких ужасов в моём духе. я предупредила.
патология.
*рабочее название
*рабочее название
It's not what it seems.
These beautiful, fragile things are ugly.
Don’t look through them. Look inside.
And you’ll see. And you’ll be scared of what you see.
Just look inside.
Все патологии поначалу незаметны. Все ненормальности поначалу кажутся милыми невинными особенностями характера. Пунктиками, да? Все отклонения на первых порах лечатся. Кажется, мы всё можем преодолеть, искоренить, вывести, выжечь.
Но патологии прогрессируют. Милые ненормальности делают из нас чудовищ и заставляют искать противоядие в алкоголе, наркотиках, сексуальных извращениях. Небольшие отклонения превращаются в фобии, паранойи и суицидальные синдромы. В раздвоения личности. А то и в полный её распад.
Всё вовсе не так, как кажется. И любой человек совсем не таков, каким пытается выглядеть. Каким претворяется. Самое страшное – когда в мудаке не хотят видеть мудака. На все его придури закрывают глаза.
1. [sum.mer]
Возьмем, к примеру, этот теплый летний вечер. Тёмно-синие сумерки, смех в домах. У кого-то телевизор работает на полную громкость. Очередное теле-шоу про уродов, извращенцев, садистов, геев и лесбиянок. Элегантный ведущий отпускает элегантные шутки. Зрители бушуют. Табличка «Смех». Зрители смеются. Смех разливается по тихой пустынной улице. Где-то играет музыка. Вывернутый на полную катушку регулятор громкости и пьяные вопли. Всё нормально. Всё так, как и должно быть. Мальчик из большого кремового, похожего на торт дома делает уроки у себя в комнате. В соседнем доме кто-то занимается сексом. Всё нормально, не правда ли? Всё так, как и должно быть. Кажется, что всё нормально. А в действительности?
-Вес! Вес, ты меня слышишь?! – взволнованный голос и побагровевшее лицо моего приятеля так близко, что я чувствую его дыхание у себя на щеке. Виски. И, кажется, марихуана. – Вес, вставай, я тебя умоляю. Хватит уже валяться! Ты меня пугаешь!
Несколько раз закрываю и открываю глаза. Приподнимаюсь на локте и трясу головой. Мокрые чёрные пряди волос прилипают к лицу. Жарко. Воняет спиртным, травой и потом.
-Что случилось? – спрашиваю я, ловя себя на мысли, что во рту пересохло похлеще, чем в любой пустыне.
Мой приятель Сэм, тяжело дыша, отодвигается от меня и, развалившись на полу, отпускает несколько крепких ругательств.
-Ты до смерти меня напугал! – бормочет он. – Я говорил тебе, что эти колёса слишком сильные! Говорил или нет?
-Ммм… - неопределённо мычу я, напряженно пытаясь вспомнить, о каких нахрен колёсах идёт вообще речь.
-Нужно было додуматься проглотить тройную дозу, чёрт тебя дери! – раздраженно продолжает Сэм. – Ты когда-нибудь сдохнешь от этих своих экспериментов, это я тебе точно говорю! Уж попомни мои слова!
Начинаю приходить в себя. Точно, ЛСД. И вправду удивительно, как я не сдох.
-Пока будешь рядом ты, готовый меня спасти, я точно не помру, - улыбаюсь я, откидывая со лба мокрые от пота волосы.
-Я не всегда смогу быть рядом, - ворчит Сэм, вытирая мне лицо невесть откуда взявшимся полотенцем. Вдыхаю едва уловимый запах его рук напополам с травой. Дым плывёт под потолком, медленно колеблясь, словно седые волны призрачного моря. Красные отсветы ночника на стенах. На Сэме. Поэтому поначалу его лицо показалось мне таким красным. Тихая музыка из динамиков на полу. Мы вдвоём тоже на полу. Я, опирающийся на локти, и обиженный Сэм, грубыми движениями стирающий с меня пот грязным полотенцем. Руки на лице, на талии, на спине.
-Может, выйдём подышать, а? – предлагаю.
-Рубашку надень, - неохотно. Всё ещё злится на меня.
Выходим вместе. Садимся на ступеньки. После духоты комнаты со всеми её запахами, летний вечер кажется вполне приемлемым. И даже прохладным.
-Не сердись. Клянусь, я завяжу. Больше никаких колёс, только трава.
Мои слова вылетают изо рта самопроизвольно и повисают в синих сумерках. Из открытой двери дома доносятся то плавные, то резкие звуки музыки. Смех разливается по всей улице.
-Чёртово гребанное теле-шоу, ненавижу, - цедит сквозь зубы Сэм, прислушиваясь к смеху и элегантным шуткам ведущего. Сегодня, по поводу однополой любви. Ведущий предлагает создать отдельное государство и поселить туда всех геев и лесбиянок. Зрители смеются. Кто-то из экспертов высказывает мнение, что гомосексуалистов нужно сажать в тюрьмы. Зрители аплодируют.
-Мудак.
-И не говори.
Вглядываюсь в лицо Сэма.
-Мир?
-Ага.
Мы сидим и прислушиваемся к звукам улицы. К тишине улицы.
Со стороны выглядим, наверное, чрезвычайно мило. Два друга-музыканта, снимающие вместе дом, потому что так дешевле. Сэкономленные деньги направляем родителям в родные города. Очень тихие, никому не мешающие. С инструментами возимся только в дневное время. По вечерам сидим дома, либо прогуливаемся по району. В местных драках участвуем редко. Только если нужно вступиться друг за друга. Иногда вечером выходим покурить на крыльцо и долго сидим, глядя на небо, почти не разговаривая, обходясь парой-тройкой фраз. Днём подрабатываем. Сэм – в закусочной. Я – перебиваюсь мелкой сменной работой. Мы нормальные. Мы такие, какими должны быть. Мы такие, какими нас хотят видеть.
-Очень милые парни, - говорит мужу старушка из дома напротив, наблюдая за нами в окно. – Нужно будет как-нибудь пригласить их на ужин.
-Действительно, милые, - соглашается дедок, качая своей старческой трясущейся головой. – Нам просто невероятно повезло с соседями, не находишь?
-Да. Главное, что они нормальные. Не то, что та шумная компания, снимавшая дом до них.
Говорят недостаточно тихо, из-за глуховатости друг друга. Настолько недостаточно тихо, что мы с Сэмом всё слышим.
-Сэм, ты такой милый, - смеюсь я. – Тебе самому-то не противно?
-Пошёл ты, - Сэм сплёвывает и, затушив окурок, идёт в дом.
В красных отсветах ночника Сэм раздевает меня. Медленно. Сначала на полу оказывается моя рубашка, потом, мягко звякнув пряжкой об ковёр, к ней присоединяется и ремень. Джинсы сами сползают вниз по худым бёдрам, ногам. Вечная музыка играет и играет, отбивая медленный ритм в моей голове. Сэм откидывает волосы с моего лица. Краем глаза смотрю на часы – далеко за полночь. Начинает стягивать футболку.
Спрашиваю тихо:
-Помочь?
Что-то бормочет в знак согласия. Немного поводив руками вверх-вниз по его плечам и груди, снимаю с него футболку. Чувствую, как он дрожит от возбуждения.
-Встань туда, - звучит как приказ. Спохватившись, мягко добавляет, - Пожалуйста.
Улыбаясь, послушно иду к стене и встаю в красный столб болезненного света как раз туда, куда показывает рука Сэма. Тот уже отпивает из стакана неразбавленный виски и затягивается очередной дрянью. Прислонившись к стене, ловлю на себе взгляд его зелёных, чуть задурманенных, глаз. Невольно сжимаюсь, когда чувствую, что он рассматривает меня. Моё тощее, бледное, угловатое тело. И по-прежнему не понимаю, что он вообще пытается во мне разглядеть, повторяя эту процедуру каждую ночь. Но терпеливо жду, когда Сэм закончит свой «ритуал», поставит стакан на столик, затушит в мутной пепельнице окурок и подойдёт ко мне. Терпеливо жду того мгновения, когда смогу почувствовать его руки, исследующие каждую частичку моего тела. Руки, от которых не спрятаться. Руки, которые ночь за ночью вжимают меня лицом в стену и грубо ласкают, заставляя закусывать губы до крови. Только не кричать. Мы ведь нормальные.
Сэма начинает нести. Скуренное за сегодня даёт о себе знать. Он запихивает в меня свои пальцы и говорит какой-то полный бред. Несусветную чушь. Хуйню. А я стою, уперевшись лбом и руками в стену, и не смею даже пошевелиться. Я как преступник, которого обыскивает коп. Думаю о том, что неплохо было бы устроить так, чтобы нас видели старички-соседи. Наверняка бы миф о нашей миловидности рассыпался в прах.
После невероятно долгого секса, вымотанные, лежим на полу, я прижимаюсь к Сэму. Тот задумчиво глядит в потолок. Диск давно кончился.
-Отпустило?
-Вроде.
Сэм всегда курит дурь перед сексом, а потом несёт всякую чушь и вообще становится сам не свой. Однажды даже ударил меня. А потом так ничего и не смог вспомнить. В принципе, я уже привык к этим странностям.
-Вес, ты только обещай мне, что больше никогда к колёсам не притронешься. Когда сегодня ты перебрал, я думал, что не вынесу, если с тобой случится что-то серьёзное…
Мы итак с каждым днём всё больше и больше в дерьме. И оттого, что этого никто вокруг не замечает, мы и сами перестали замечать, - гладит меня по голове.
-Да ладно, неужто я и в самом деле столько для тебя значу, - ухмыляюсь, а у самого внутри всё переворачивается от его слов. – Ты ведь даже трахаешь меня преимущественно под кайфом. Чувствую себя игрушкой. Захочешь – выбросишь ко всем чертям. Не так разве?
-Идиот. Я тебя люблю, и наврядли протяну без тебя хотя бы неделю. Ты сам как наркотик для меня, неужели непонятно?
Молчим, слушая тишину ночи.
-Я тоже. Но… как дальше всё будет, ты никогда не думал? Это же ненормально. Это же хрень какая-то, чёрт бы нас подрал. В мире нормальных людей парень не трахает другого парня. Как только что-то подобное выясняется, ты перестаёшь для них существовать. Это всеобщий бойкот «здравого смысла». Мудакам не место среди них, нормальных. Совсем как в том теле-шоу, помнишь?
-Да в жопу эту реальность. Хотя бы сейчас не думай об этом дерьме. У нас свой мир. Для них мы – это не мы. Мы только им кажемся. Кажемся милыми, хорошими, нормальными. Разве нам это не на руку? Пусть думают о нас сколько угодно, что мы тихие славные парни. А мы будем просто жить в своём мире. Там, где всё только для нас, слышишь? Мы вместе по обоюдному согласию, мы можем сами за себя решать. Любовь – это уже своеобразная патология.
Пожимаю плечами. Красноватые отблески пляшут в глазах Сэма. Мои веки тяжелеют, и я проваливаюсь в сон, чувствуя на себе тёплую руку.
-Люблю тебя, - тихо. Почти не слышно.