Who cares if one more light goes out in a sky of a million stars?/ Well I do
что-то, видимо, опять не так, потому что с раннего утра у меня в наушниках вопит скутер уорд. вопит и вопит. вопит и вопит. я люто ненавижу свою работу, конечно. хочу скорее шесть вечера, домой, запереться от всех и писать то, что задумал. нахуй. ну нахуй.
Who cares if one more light goes out in a sky of a million stars?/ Well I do
хочу написать об отношениях мэлло и мэтта в приюте. оба выделяются из всех остальных воспитанников. ныкаются где-нибудь с невесть откуда спертыми сигаретами. разговоры о свободе, один плеер на двоих с нирвановскими песнями. первый поцелуй, в конце-концов. и чтоб там был ниа обязательно, конечно. такой спокойненький ниа, особенно спокойненький на фоне бешенных мэлло и мэтта. о том, как мэтт убежал вслед за мэлло в ебаную неизвестность. о работе над делом. в общем, да, я хочу написать затяжное такое нудное и банальное макси. а ещё хочу перестать западать на малопопулярные пейринги. ну, а пока не перестал, пойду и буду осуществлять.
Who cares if one more light goes out in a sky of a million stars?/ Well I do
надпись на моей изуродованной полуживой зажигалке - "health". мне кажется, у этих людей отвратительное чувство юмора. и все они дымят как паровозы. диетическая кола, новая рубашка. этот день опять похож на осень.
Who cares if one more light goes out in a sky of a million stars?/ Well I do
мэлло\мэтт pg 13
тебе. о тебе. для тебя.
читать дальше No one could ever love me half as good as you...
Говорят, что собака - лучший друг человека. У Мэлло нет собаки, никогда не было. Зато у него есть ты. Такой же верный и преданный. Мэлло твой друг. Любовник. Глядя на вас двоих вместе люди понимают, что Мэлло - твой хозяин. Во всех смыслах этого гребанного слова. Ты привязан к нему накрепко, ты знаешь, что никогда не уйдешь. Ты знаешь, что не захочешь уйти. - Мэтт, - он только называет твое имя с различными интонациями. Он только зовет тебя, а ты прислушиваешься к его голосу. Ты подмечаешь малейшие изменения в тоне. В зависимости от того, как Мэлло произносит твоё имя, ты понимаешь, что именно он хочет тебе сказать. Кто-то называет это полным взаимопониманием. Подпаляя кончик сигареты и разглядывая спящего Мэлло, ты думаешь, что это называется полной необратимой зависимостью. Ты зависишь от Мэлло спокойного, Мэлло взбешенного, Мэлло спящего. Под длинными рукавами полосатой кофты ты прячешь синяки, которые он оставляет на твоих запястьях и чуть выше, у сгибов локтей. Под стеклами темных очков ты скрываешь синяки светло-кофейного цвета, которые появились после того, как ты и Мэлло стали проводить вместе эти бессонные ночи, трахаясь, выкуривая одну сигарету за другой и снова трахаясь. Задумавшись, ты забываешь стряхивать пепел в пустую жестянку, и он сыплется прямо на простыни. - Вот чер-рт, - шипишь ты, зажав губами сигарету и отряхивая простыни. Над подушкой возникает разлохмаченная белобрысая макушка и пара заспанных глаз. - Мэтт, - звучит укоризненно, ты сразу вздрагиваешь, забываешь обо всем на свете. - Мэтт, ну какого... Ты гасишь окурок, вжимаешь его в свое бледное запястье. У тебя уже много таких ожогов, ты и сам не помнишь, откуда появилась эта идиотская привычка. Вероятно, это позволяет тебе чувствовать себя живым в то время, когда Мэлло не обнимает тебя, не сжимает крепко, не стонет тебе в рот твоё же имя. Ты морщишься, а потом смотришь на Мэлло. Ты пожимаешь плечами и улыбаешься. Ты говоришь: - Извини, блин. Случайно. Мэлло ещё несколько мгновений сверлит тебя странным взглядом, а потом снова бухается на подушки. Ты думаешь, что тоже не отказался бы немного поспать. К слову, ты спишь на полу, куда бы вас двоих не занесла нелегкая. Спишь, свернувшись клубком. Сейчас тоже, ты устраиваешься на полу, прихватив с собой только подушку. Мэлло молчит и пытается делать вид, что спит. Вот только получается у него не очень убедительно. В ваших отношениях, если это конечно можно назвать нормальными отношениями, ты всегда тот, кто жертвует собой. Ты, в общем-то, делаешь это добровольно. В ваших отношениях ты тот, кого можно назвать "странным парнем". В этих ваших отношениях ты пес, а Мэлло - твой не самый идеальный, но всё же самый любимый хозяин. Ты точно знаешь, что ни к чему хорошему всё это никогда не приведет, но не можешь иначе. Ты и в дело Киры вляпался только потому, что ходил везде за Мэлло хвостом, не отлипая. Из плохо заверченного крана на кухне сочится вода. Квартирка на окраине Токио, съемная, крохотная. Тебе кажется, ты слышишь, как кто-то плачет за стенкой, тихо, горько. Тебе хочется плакать тоже, но вместо этого ты лежишь на полу, на спине и суешь в рот очередную сигарету. Зажимаешь губами. Щелкаешь дешевой желтой зажигалкой. Тебе до одурения хочется уснуть, но, как это обычно и бывает по закону пакости, именно сейчас, именно здесь, ты не можешь. Оранжевый огонек тлеет в сумраке, загорается ярче, когда ты делаешь очередную затяжку. Ты весь принадлежишь Мэлло, на тебе его отметины, на тебе клеймо. Ты ухмыляешься в темноту, думая о том, что позволил себя заклеймить совершенно добровольно. - Мэтт, - доносится с кровати. Тихо, просяще. Сигарета затухает сама по себе. Ветер треплет занавески на окне, ты чувствуешь, что собирается гроза. Где-то вдалеке тревожно кричат птицы. - Мэтт? Тонкая белая рука пытается нащупать твои губы. Твои улыбающиеся губы с зажатой в них потухщей сигаретой. Пальцы выдергивают сигарету, отшвыривают её. Пальцы осторожно гладят твоё лицо. Пальцы подцепляют твою извечную полосатую кофту и тянут вверх. - Мне лечь рядом? Ты живешь ради таких вот моментов. Вы раздеваетесь медленно, вся ночь впереди, вы закончили все дела. Вам некуда спешить. Кто-то назвал бы это щеньячьими нежностями, но тебе плевать, кто там и что скажет. Ты облизываешь теплую шею Мэлло, чувствуя языком пульсирующую жилку. Ты улыбаешься ему в шею, ты гладишь его спину. Сегодня с ним происходит то, что ты называешь "срыв". Срывы у Мэлло - явление редкое, совершенно непредсказуемое и не поддающееся никакой логике. Тебе стыдно, но ты живешь ради этих срывов. Когда Мэлло любит тебя вот так - неуверенно, неумело, не оставляя синяков на бледной коже. Он выглядит совершенно беззащитным без всех этих своих черных кожанных шмоток. Только крест на длинной серебрянной цепочке елозит по твоей груди вверх и вниз, оставляя после себя приятный холодок. - Мэлло, - выдыхаешь ты, осторожно прижимая его к себе. - Мэтт, - хрипло отвечает он. И снова: - Мэтт, - кончая в тебя, прижимая тебя к постели бедрами. Ты прислушиваешься к дождю, смотришь, как он заливает пол под распахнутыми окнами. Мэлло рядом - рваное дыхание, его волосы на твоём лице, пахнут шоколадом, как, впрочем, и всегда. Ты, кажется, плачешь, потому что щеки у тебя вдруг становятся мокрыми. - Мэтт? - обеспокоенно. Глаза удивленно распахнуты. - Ты чего? Ты знаешь, что когда-нибудь умрешь за него. Ты знаешь, что вернее пса, чем ты у него никогда не будет. Люди назовут это щенячьими нежностями, может, ты и есть щенок, глупый и преданный, поддатливый, ничего не понимающий в жизни. Ты знаешь, ничем хорошим это никогда не закончится. Ты знаешь, что завтра ваши сумасшедшие будни закрутятся снова. Тебе, в общем-то, плевать, до тех пор, пока он рядом с тобой. - Мэлло, - ты выдыхаешь это ему в ухо. - Люблю тебя. Очень.
Who cares if one more light goes out in a sky of a million stars?/ Well I do
это так чисто на порыдать. ангст.
Трудно быть Богом.
Наверное, всё-таки трудно быть Богом.. Да и быть ли им вообще? Богом быть... зачем?
читать дальшеЭто, в общем-то, чужое и незнакомое чувство: бежать окровавленным по улице, когда холодный январский воздух раздирает легкие, а боль в раненном плече невыносимая. Ты имел дело со смертью и болью на протяжении шести лет, двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. Ты был Богом без выходных и перерывов на обед. Без отпуска. Ты раздавал смерть, порционно, взвешивая её на весах правосудия, но сам никогда не был так близко. Ты выдыхаешь в холод: - Чёрт. Ты выдыхаешь: - Как же больно. Это, в общем-то, не тот финал, который ты представлял себе, потому что мир остался таким же прогнившим. Ты не успел, ты подставился. Тебя подставили. Рваное дыхание, ты с трудом переставляешь ноги, но бежишь. Ты слышишь в своей голове невнятное бормотание Рюука, но его голос заглушает кровь, стучащая в висках. Ты слишком долго был Богом, чтобы вот так запросто взять и сдохнуть на виду у этих одноклеточных. На виду у Ниа, гребанного Ниа, который всё-таки довел дело Эл до конца. Ты смеялся там, смеялся им в лицо. Ты рассказал, каким должен быть мир. Чистым, сияющим до рези в глазах. Ты бежишь и думаешь, что всё же, наверное, трудно быть Богом. - Но я справлялся, - ты выдыхаешь это, тускло, еле слышно. Ты чувствуешь – жизнь выходит из тебя. Вместе с кровью. Вместе со всеми твоими надеждами на лучшую жизнь. Ты думаешь, что тебе плевать на тех кто не понял. Ты знаешь точно: дело Киры будет жить и процветать, потому что Шинигами иногда становится скучно. Ты думаешь – ты показал людям, как нужно действовать. Как нужно использовать Тетрадь. Мир, очищенный от скверны. Мир Киры. Ниа сказал, что ты жалок. Ниа – маленький ебанутый на всю голову пацаненок, он ещё будет учить тебя жизни. Ты вбегаешь в какой-то старый склад, сквозь пробитый потолок видно красно-розовое небо, будто у потолка тоже случилось кровотечение. Тебе надо наверх, ты хочешь умереть, видя этот город, улыбаясь ему. Ты сможешь, ты сделаешь это, несмотря на то, что мышцы уже налиты свинцом, а боль во всем теле невыносимая. - Лайт, я буду скучать по тебе, - говорит Рюук, теперь ты вдруг слышишь его голос ясно и четко, будто Шинигами говорит это тебе на ухо. – Ты не поднимешься наверх, прости. Ты умрешь здесь. И ты падаешь, падаешь на ступеньки, ударяясь спиной. Ты не хочешь умирать. Совсем. Ты считаешь, что не заслужил этого. Небо из пробитого потолка таращится на тебя, холодный воздух обжигает щеки. Наверное, трудно быть Богом, но ты справлялся не так уж и плохо – вот о чем ты сейчас думаешь. Окровавленный. Умирающий. Сейчас -росто Ягами Лайт, который хотел что-то изменить. - Давно не виделись, - говорит склонившийся над тобой человек, и ты рад слышать этот голос. Немного гнусавый, немного задумчивый. Ты рад до одурения, ты даже сам не ожидал, что будет именно так. – Вижу, мои приемники неплохо поработали. Черные глаза с темными кругами под ними, растрепанная челка, закрывающая половину лица. И улыбка – такая редкая, такая искренняя. Но совершенно не злорадная. Ты тоже улыбаешься. Ты говоришь: - Привет, Эл. Я скучал. Тонкие бледные пальцы на твоем лице, Эл смотрит задумчиво, немного печально. - Мне жаль, что всё так вышло, - говорит он. И ты веришь. Ты точно знаешь – он говорит правду. И ты отвечаешь, тихо, чуть слышно: - Мне тоже. Ты помнишь тот день, когда небеса плакали. Когда вы стояли вдвоем под ливнем, а Эл всё твердил что-то про какие-то колокола. А ты не понимал, о чем он. Теперь ты понимаешь. Теперь ты тоже слышишь колокола. Сегодня тоже был дождь, ты видишь в этом какую-то горькую иронию. - Трудно быть Богом, Лайт, - говорит Эл, ложась рядом, прижимаясь щекой к твоему окровавленному плечу, которое уже не болит. – Но теперь всё хорошо. Ты умирай, а я буду рядом, ладно? Ты улыбаешься. Ты думаешь, что неплохо справлялся. Ты закрываешь глаза.
Who cares if one more light goes out in a sky of a million stars?/ Well I do
у меня болит голова, я хочу спать и есть, а ещё у меня неконтролируемые приступы паники. чтобы отвлечься, я объясню всем (и себе в том числе), почему я так помешан именно на лайте, а не на ком-то другом. то есть, эла я обожаю тоже, но совсем в другом плане. эл - неземной, не от мира сего, он ведет себя совершенно нестандартно и нетипично для нормального среднестатистического человека. в этом его ебаное очарование, за это его все так любят. но лайт – совсем другая история. лайт – человек, со всеми заебами, которые только можно представить. да, он умный и блаблабла. да, у него слегка завышено чувство справедливости и желание покарать неверных. в остальном чувства лайта и его поведение не особо глубокие. он использует девочку, у которой есть глаза шинигами. он был готов грохнуть свою сестру при помощи тетради, чтобы его не раскрыли. когда умирал его отец, лайт был больше расстроен тем, что отец не успел написать настоящего имени мэлло. он убил эла, потому что понимал, что эл его по-любому когда-нибудь выведет на чистую воду. всё, что делает лайт из серии в серию - ебашит тех, кто может его разоблачить. он не трогает тех, кто против, если они в открытую не переходят ему дорогу. он вообще ни разу не бог, особенно в своих поступках. и если сначала тетрадь была длня него инструментом, при помощи которого можно восстанавливать справедливость, то позже всё изменилось, причем очень сильно. позже этой тетрадью он как бы говорил "я охуительно прав, а все остальные - нет". и самое печальное, то, что заставляет меня раз за разом рыдать над лайтом - это тот факт, что лайт и сам бы рад остановиться, но в нем слишком много принципиальности. и ещё он из тех людей, кого власть портит и меняет не в лучшую сторону. в сторону повышения дозы этой самой принципиальности. он примерил костюмчик бога и уже не может по-другому. в сценах, когда случается что-то очень плохое, четко видно, что лайт страдает. но тут же прячет все эти свои страдания под злобной коварной маской. особенно заметно это прослеживается, когда умирает эл, между прочим. первые эмоции не скроешь, они вылезают на физиономию, и человек не может этого контролировать. первая реакция лайта - испуг. вторая - острая жалость. и только на третий такт появляется кира - зловещая ухмылка победителя. ему непросто - постоянно держать при себе свои настоящие эмоции. если задуматься, в реальной жизни нужно быть собой хоть иногда, хоть с кем-то. у лайта для этого вроде есть миса, но миса - не его уровень. она глупа и слепа, потому что слишком сильно любит лайта, на остальное её просто не хватает. рюуку вообще пофигу на все лайтовы метания, а потому и он тоже не считается. за всё время лайт находит лишь одного человека, близкого ему во всем - эла. но здесь никакой дружбы, конечно, быть не может, потому что эл - враг. поэтому хуйня творится от первой и до последней серии. чем занимается лайт? врет. как и любой человек, даже не имеющий тетради смерти. эта ситуация, в которой показана ежедневная ложь -запросто проецируется на обычную жизнь. ололо, распизделся. затыкаюсь.
Who cares if one more light goes out in a sky of a million stars?/ Well I do
иногда бывает страшно. очень страшно. иногда мерещится равнодушие. и сразу хочется бежать куда-то, не разбирая дороги. очень страшно, да. иногда нервы просто не выдерживают. я просто параноик и истеричка. да. но сейчас утро. утро и всё хорошо, вроде как. ага.
//перед сном опять смотрел тетрадочку. лайт, сука, он такой лайт. он меня до слез доводит. постоянно.
Who cares if one more light goes out in a sky of a million stars?/ Well I do
я уже говорил, что себя ненавижу? ничего, повторюсь. я себя ненавижу. и, блять, даже не переходный возраст уже не свалишь. тупое эгоистичное говно. тупое. и эгоистичное.
и как рядом до сих пор люди - не понимаю. уебать себя об стену. просто уебать.
Who cares if one more light goes out in a sky of a million stars?/ Well I do
I don't want you to go Don't wanna see you back out in the cold Air you're breathing out fades you to grey Don't run away, find me
I know the battles of chasing the shadows of who you wanna be It doesn't matter, go on and shatter I'm all you need Broken pieces, break into me So imperfectly what you should be Lay here, it's safe here, I'll let you be broken open Hide here, confide here so we can be broken open